Когда Господь касается сердца человека, для него наступает новый этап жизни, и его уже не страшат никакие кардинальные перемены, потому что начинается глубокая внутренняя работа, помогающая соединиться с Богом.
Так было и со студенткой Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии Ольгой Афониной, которую ждало распределение в знаменитый театр драмы имени Федора Волкова в Ярославле — первый профессиональный русский театр, основанный в середине XVIII века. О своем пути к монашеству и об обители, восстановленной из руин, рассказывает настоятельница Переславского Никольского женского монастыря игумения Евстолия (Афонина), у которой в этом месяце примечательная дата — 25-летие монашеского пострига с именем преподобной Евстолии Константинопольской, направившей на путь спасения многих.
С «пламенем бесстрашия» — в обитель на Толге
Матушка, известно, что Вы — духовное чадо приснопамятного архимандрита Наума (Байбородина). Какими путями попали к старцу?
Через Пюхтицу. Точно не помню, после первого ли курса института или после второго знакомый священник благословил меня провести каникулы в Пюхтицком монастыре, который, как оказалось, никогда не закрывался и был связан с именем святого праведного Иоанна Кронштадтского. Я начала туда ездить. А когда уже училась на пятом курсе, то служивший там в обители протоиерей Николай, в постриге иеромонах Исидор, посоветовал мне поехать в Лавру к отцу Науму — на исповедь и познакомиться с батюшкой. Еще он дал адресок монахинь из Сергиева Посада, тогда Загорска, которые меня приняли, утешили и проводили к старцу. Фактически это был переворот всей моей жизни. Внутренний голос мне говорил, что мое призвание — монастырь. Но особенно остро я почувствовала это после встречи с отцом Наумом. Как она происходила? Его пророческий дух, величие его духовного состояния поразили меня сразу. Я стояла на коленях и плакала. Сейчас читаю воспоминания — пишут, какой покой хранил в себе старец, какое спокойствие распространял вокруг себя. А я бы сказала наоборот — каким вечным беспокойством он заражал всех к нему приближающихся! Заражал истинным страхом — страхом, что за каждый вздох, за каждый поступок, который мы совершим не по Богу, мы можем погибнуть! Как по-разному батюшка говорил, предупреждал, пытался отгородить от повсеместно шныряющего духа погибели! Никакой успокоенности никогда не было рядом с ним. Он пребывал на поле сражения, горя в огне самой беспощадной битвы за души людей, и всех возносил туда же, заставляя до кончиков ногтей прочувствовать тот антологический страх, который будет чувствовать душа там — на пороге вечности, на Страшном Суде. И этот страх как закваска передавался нам. Выходя, а точнее вылетая из кельи старца, мы выносили в себе пламень бесстрашия — я бы сказала, оружия борьбы со грехом, со всем страшным и ужасным в мире, помраченном злыми демонами всякого обличия.
А как отец Наум отнесся к тому, что Вы учитесь в театральном вузе?
Я батюшке сообщила о своем намерении бросить институт, где училась на факультете сценографии. Мол, мне уже все это неинтересно, тягостно. И тут он неожиданно говорит: «Нет, институт ты закончишь, получишь диплом и поедешь к владыке Платону. Владыка как раз монастырь открыл на Ярославской земле и сейчас собирает сестер». Диплом, в котором указана специальность «художник-постановщик», я получила, но в недавно переданный Церкви Толгский монастырь попала, если можно так выразиться, не прямым путем. Сначала поехала в Пюхтицу. Клирик обители, отец Гермоген (Муртазов) — Царство ему Небесное! — попытался уговорить меня остаться. Нужно было только подойти к матушке Варваре (Трофимовой) за благословением, однако меня такой трепет перед нею охватывал, что я не смогла этого сделать. Затем был Рижский Свято-Троицкий Сергиев монастырь, где тоже довелось услышать, что нужны сестры. Но настоятельница обители игумения Магдалина (Жегалова), к которой я вместе с благочинной пустыньки приехала на ее день Ангела, 4 августа, сказала, что нет прописки — нет возможности никого принять. Дальнейший мой путь лежал в Троице-Сергиеву лавру. Подхожу я к отцу Науму, только вернувшемуся из отпуска, и напоминаю ему: «Батюшка, Вы меня благословили в монастырь». А рядом с ним в тот момент стояла матушка Варвара (Третьяк), настоятельница Толгского монастыря. Он ей говорит: «Вот, матушка, забирай». То есть передал меня из рук в руки. И еще двух сестер. Нас всех посадили в «Волгу» и повезли из Троице-Сергиевой лавры в обитель на Толге, которая, к слову сказать, от места моего институтского распределения, от города Ярославля находится на расстоянии 18 километров.
Все получилось по слову старца: в итоге Вы оказались в Ярославской епархии. А матушка Варвара отпускала Вас к духовнику в Лавру?
Батюшка как-то дал мне благословение раз в три недели к нему приезжать. Для сестер Толгского монастыря это была невозможная вещь, чтобы матушка Варвара раз в три недели отпускала тебя к старцу. Но у меня очень часто это получалось. Теперь я понимаю, насколько велика была милость Божия. Еще мне хочется добавить, что рядом со старцами сущность земных предметов изменяется полностью. Состояние такое, будто ты находишься не на земле, а на небе.
Любушка Сусанинская: «Иди к Патриарху!»
Возрождение Свято-Введенского Толгского монастыря и игумения Варвара, в прошлом месяце отметившая свой 71-й год рождения, — это ярчайшая эпоха в истории Церкви. Но Вам, матушка, Богом был предначертан жребий спустя несколько лет прийти на руины другой обители, о чем проникновенно рассказано и показано в фильмах и в публикациях на сайте Никольского женского монастыря, где, кстати, есть Ваша «Игуменская страничка». Часто о том времени вспоминаете?
Как о нем не вспоминать, если волю Божию ты узнавал через старческое окормление? Для решения каких-то сложных вопросов старец Наум некоторых своих духовных чад направлял к Любушке Сусанинской, которую он очень чтил. Ездила к ней и я. Сама ездила и маму к ней возила с горячим желанием приблизить мамочку к Богу, такому для нее в те годы далекому и неведомому. Мама долго шла к вере, а на 93-м году жизни приняла монашеский постриг с именем Ангелины, в честь Сербской деспотиссы. Умерла она в 96 лет, последние годы проведя под покровом обители. И могилка ее находится на нашем монастырском кладбище, то есть мама с нами. Но это другая тема. Сейчас же — о старице… Когда меня как старшую инокиню с несколькими сестрами из Толги благословили заняться возрождением Никольского монастыря, я поехала в Сусанино и стала рассказывать Любушке, что там — руины. Что собор взорван, а где была звонница, теперь пустое место. И от ограды почти ничего не осталось. Не монастырь, а проезжая дорога! С чего начинать? Вот тогда мне Любушка и сказала: «Иди к патриарху!» И дала денежку на благословение со словами: «Чтобы денежки были!» Она у меня до сих пор хранится в шкатулке со святынями — денежка от Любушки. А к патриарху Алексию мы с сестрами приехали на день памяти благоверного князя Даниила Московского и преподнесли ему частицу мощей преподобного Даниила, Переславского чудотворца. Помню, выстроились мы во дворе в Чистом переулке, сделали поклон Святейшему, вкратце рассказали ему о монастыре. А в канцелярию я отнесла письмо на его имя с просьбой оказать нам помощь, так как у нас нет этого, этого и этого, многие наши нужды я назвала. Спустя какое-то время мне звонят из епархии, и владыка Михей — к тому времени он возглавил Ярославскую кафедру — говорит: «Матушка, Вас к Святейшему вызывают! Завтра нужно быть в Чистом переулке». Приезжаю туда на следующий день, и мне сообщают, что Патриарх благословил отгрузить монастырю богослужебные книги, поскольку в письме на его имя я писала, что в них большая нужда. И для нас это было такое сокровище! Первый комплект богослужебных книг — это дар патриарха Алексия II. Мы были обогреты Первосвятительской любовью с самого начала.
Впоследствии Первосвятитель посетил Переславский Никольский монастырь. Причем дважды, в разные годы. Видел его и в полуразрушенном состоянии, и когда уже был возведен величественный Никольский собор с золоченными крестами, с четырехъярусным золоченным иконостасом.
В начале 1994 года мы пришли сюда в разруху, только-то огляделись, что-то начали делать, как в августе 1997 года Патриарх на обратном пути из Ярославля заехал к нам «на чаек», как любезная матушка Варвара ему посоветовала. Мы несказанно волновались. Думали: вот подъезжает Первосвятитель к монастырю, который стоит в руинах — что он при этом чувствует? А чувствовал он, как мы увидели, сопереживание. И постарался подбодрить сестер. Походил, посмотрел, затем с улыбкой сказал: «Не так уж у вас все и плохо, как Вы пишете в письмах, матушка!» Правда, к его приезду удалось сделать косметический ремонт, и мэрия, прежде не особо к нам благоволившая, в чем-то помогла. А Святейший пожертвовал деньги на котельную, потому что отопления не было, сестры замерзали. Затем в августе 2005 года состоялся второй приезд Предстоятеля нашей Церкви к нам. Первые его слова — «Как много изменений!»
И послал Господь человека
Матушка, в одной из Ваших статей я прочитала, что сегодня для Вас, как для игумении, важно, чтобы каждая сестра жила в отдельной келье, где она бы могла затвориться и предстать перед Богом один на один. Как удалось решить эту задачу, для некоторых российских монастырей пока еще трудноосуществимую?
В конце 90-х годов прошлого века Господь послал нам человека, благодаря которому у нас была построена монастырская ограда на месте разрушенной, возвращены из небытия взорванные гонителями веры Никольский собор и колокольня, а на месте сгоревшего в 1994 году ветхого здания появился трехэтажный келейный корпус для сестер. Фактически Виктор Иванович Тырышкин, так звали нашего ктитора, возродил комплекс монастыря в совершенно новом преображенном состоянии. И не забыл при этом позаботиться о насельницах обители. Но прежде, чем поведать, как появились отдельные кельи, я расскажу о самом Викторе Ивановиче, который был особо избран святителем Николаем. Об этом красноречиво свидетельствует случай, произошедший с ним еще в молодые годы. На обратном пути из родительского дома в Санкт-Петербург, где он учился в Военной академии, Виктор Тырышкин ехал в машине к поезду с материнским благословением — иконой святителя Николая в руках. До отхода поезда оставалось мало времени, водитель спешил и, не справившись с управлением, врезался в автобусную остановку. Машина превратилась в груду металла, водитель трагически погиб, а пассажир с иконой святителя Николая оказался совершенно невредим. Такое чудо не забывается. В знак благодарности наш будущий ктитор стал посещать все встречающиеся на его пути Никольские храмы и монастыри. Одним из них стал Переславский Никольский монастырь, готовившийся в те дни к большим торжествам: 650-летию основания обители преподобным Димитрием Прилуцким и 100-летию переименования ее в женскую. Такая вот история.
А сколько сестер в монастыре?
Сейчас у нас 23 сестры. Раньше они жили по двое, по трое. Теперь по одной. Пусть их кельи совсем маленькие — кроватка, тумбочка, шкафчик, но уединение обеспечено. Келейный корпус мы называем Казанским, потому что как раз на праздник Казанской иконы Божией Матери я обратилась к нашему благодетелю, вышедшему из храма после причастия со словами: «Виктор Иванович, сестры в старом корпусе совсем задыхаются. Плесень, грибок там не вывести!» Добавила с надеждой: «Может, когда-нибудь будет возможность для сестер новый корпус построить?» И услышала в ответ: «Я обязан это сделать — построить новый корпус для сестер». Буквально на следующий день от Виктора Ивановича приехал инженер, и мы вместе с ним пошли расставлять колышки на месте, где предполагалось построить келейный корпус. С началом строительства у нас уже было понимание, что да, мы готовы терпеть многие лишения, но в монастырь-то пришли, прежде всего, для того, чтобы уединяться с Богом в молитве. Теперь уединяемся. Хотя аванс пока не оправдали: чтобы полностью отдавать себя молитве, нам надо еще учиться и учиться.
Долгий путь к особой настроенности на молитву
Матушка, когда монастырь перешел на ночной богослужебный устав?
С осени прошлого года. Опыт у нас небольшой, и я даже побаиваюсь о нем рассказывать. В то же время есть благословение предыдущего правящего архиерея — владыки Феодора. А нынешний — Преосвященный епископ Феоктист — сказал, что он нам в этом вопросе доверяет. И старцы нас благословили! Если рассказывать все по порядку, то начать нужно с одного памятного события, когда около десяти лет назад нам привезли мощи преподобного Иосифа Исихаста.
Однажды в монастырь приехала на большом автобусе греческая делегация — игумении, монахини, священнослужители, живущие в Америке. Зашли они в храм, стали благоговейно молиться перед мощами наших святых и поразились, увидев большой образ праведного Иоанна Русского. Один из членов делегации, иеромонах Пантелеимон, воскликнул: «Вы почитаете этого святого? Я вырос у его нетленных мощей на острове Эвбея! А у вас есть его мощи?» — «Нет», — ответили мы. Гость открыл бархатный мешочек для святынь и достал оттуда частицу мощей подвижника. Спросил далее: «А у вас есть мощи святого Лазаря Четверодневного?» — «Нет». Отец Пантелеимон достал частицу мощей друга Спасителя. И добавил: «А еще я хочу подарить вам частицу мощей преподобного Иосифа Исихаста». Мы были потрясены, потому что восхищались подвигом старца-афонита, зная, что всю свою жизнь он посвятил деланию Иисусовой молитвы. Но то, что он будет к нам так близок, и в голову не приходило. Как на многих монашествующих в России, так и на нашу монашескую семью сильное впечатление произвела книга «Моя жизнь со старцем Иосифом». А когда мы узнали, что ее автор — старец Ефрем Филофейский — жив и вообще-то доступен, только надо перелететь через океан и попасть в американский штат Аризона, то загорелись желанием побывать у его ног. Господь наше желание услышал и осуществил чудесным образом в 2016 году.
Появилось немало публикаций о поражающих воображение масштабах миссионерской деятельности последнего ученика старца Иосифа Исихаста — архимандрита Ефрема (Мораитиса), открывшего в США и Канаде 19 православных монастырей. Есть рассказы наших паломников о превращении пустыни, где отцом Ефремом создан мужской монастырь святого Антония Великого, в цветущий оазис — рай на земле. Все это Вы увидели своими глазами. А как сердце отозвалось?
Великий трепет охватывает душу в присутствии старца, который — ты это явственно чувствуешь, — знает наши мысли, знает, кто мы, что мы, и, видимо, ему открывается весь наш путь земного и небесного пребывания. Мы привезли в Аризону изображение Животворящего Креста Господня из Годеново, где находится наше монастырское подворье, и у отца Ефрема эта святыня вызвала такое умиление, какого я прежде ни в ком не видела! Он просто в лице изменился. О чем мы беседовали? О том, как спасаться. О непрестанной Иисусовой молитве. О наших устремлениях перейти на новый этап жизни в плане сугубого монашеского делания, потому что практической деятельности нет конца и края, а ты все-таки не для этого приходишь в монастырь. Задача перед российскими монашествующими, возрождающими или возродившими порушенные обители, стоит гораздо более сложная и глубокая. В духовной жизни оставаться на месте, не двигаться вперед губительно. Нужно воспринять внутренний духовный опыт подвижников благочестия. В том числе и наших современников. Премудро, что старец Ефрем не сразу меня принял для индивидуальной беседы, а лишь через неделю, в последний день перед отъездом нашей группы, состоявшей из сестер и двух священнослужителей. И это был день памяти основателя Никольской обители преподобного Димитрия Прилуцкого, только по новому стилю, по которому там живут. Еще мы с сестрами объехали ряд греческих женских монастырей — посмотрели их уставы, попытались примерить на себя. Но примеряли-примеряли и поняли, что в конце концов надо начинать делать самим. И вот перешли на ночной богослужебный устав, когда центр жизни — это ночь. Совершение Божественной Литургии и самое главное — внутреннее делание.
Все сестры положительно восприняли такую перемену?
Не только сестры. У нас очень дружный коллектив священнослужителей — они тоже втянулись в ночные службы. И следует сказать о нашем дружном приходе: ночные службы в монастыре стали посещать и прихожане. Но когда бденный святой, то ради людей мы делаем всенощное бдение с 22 часов до 00.20 и Божественную Литургию совершаем в 9 часов утра. А так в простые дни в 23.30 мы собираемся на полунощницу, утреню и Литургию, которая длится примерно до 3.30.
Появилось ли ощущение, что действительно это новый этап духовной жизни, аскезы, к чему сестры уже благоустроенного монастыря так стремились?
Конечно! Мы чувствуем, что происходит внутренняя чистка — очень увлекательная и в то же время дающаяся всем нам непросто. Отмечу, что большое внимание уделяется келейному молитвенному правилу, которое я определяю каждой сестре индивидуально.
О любви сестер к своей игумении свидетельствует их трогательный подарок к 30-летию Вашей жизни в ограде монастыря — альбом «Мой выбор — идти к Богу!» В нем собраны Ваши воспоминания о возрождении Толгского и Никольского монастырей, о паломничествах к святыням Вселенского Православия, архивные фотографии. Вы как-то участвовали в его подготовке?
Сестры готовили свой подарок в тайне от меня. Когда они мне его преподнесли, я просто онемела. Некоторое время не могла ни слова произнести, настолько была поражена!
Матушка, к сожалению, за рамками этого интервью остался рассказ о великих монастырских святынях. О находящемся в обители Корсунском Кресте, о мощах святого благоверного князя Андрея Смоленского, мощах преподобного Корнилия молчальника, Переславского чудотворца. И о Животворящем Кресте Господнем на подворье в Годеново.
О них можно будет рассказать отдельно. Например, накануне явления Животворящего Креста Господня в Годеново, празднующегося 11 июня. А Корсунский Крест-мощевик в 2009 году был передан нам из Переславль-Залесского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника 12 июня, в День России.