Сколько раз я порывалаcь поехать в Переславль-Залесский и в Мышкин! Но эти поездки не случались, а случилась Америка, на много лет сказавшая «нет» Золотому кольцу.
И вот спустя много лет «Именем России» был назван святой Александр Невский, а потом и целый юбилейный год не только в России, но и за рубежом, был посвящён святому — уроженцу Переславля. В США торжества в Александро-Невском соборе в штате Нью-Джерси готовились задолго до сентября 2021-го.
И поэтому, чтобы познакомиться с Переславской землей, пусть заочно, мне не надо было добираться из Нью-Йорка 10 часов самолётом до Москвы, а потом ещё, в лучшем случае, полтора часа до города. Епископ Феоктист, правящий архиерей Переславской епархии, гость американских Александро-Невских торжеств, познакомил меня с «самой лучшей на свете епархией», где в 1221 году родился Александр Ярославич и где он в Преображенском соборе крестился. Переславская епархия входит в состав Ярославской митрополии, а как самостоятельная была возрождена в 2015 году.
В Америке епископ Феоктист (Игумнов) не впервые. Дружит с местным духовенством, ценит книги, которые издаёт Свято-Владимирская семинария, а в одном из крупнейших в стране книжных магазинов «Странд» всегда может отыскать литературу по толкованию Священного Писания, о традициях Поместных и Западных Церквей, молитвенные размышления над текстами Писания и Ветхого Завета, которые читает на английском и немецком.
Сам владыка начинал свой путь к Богу в храме святого Александра Невского в Ижевске, там в 2002 году был рукоположен во диакона. Уже священником служил в храме в честь благоверного князя в одной из воинских частей. Перед архиерейской хиротонией в сан архимандрита был возведён в Александро-Невской лавре Санкт-Петербурга.
А ещё, как владыка вспомнил здесь, в Америке, в центре Нью-Йорка, его дедушка по отцу, Николай Миронович, родился в Александро-Невском районе Рязанской области.
— Все мои предки по линии отца — из деревни Бурминка Александро-Невского района. Там очень многие жители носят фамилию Игумновы. В семье моей не было людей глубоко верующих, и к духовенству мои предки никогда не имели отношения, а фамилия связана с собственностью на землю. Были они монастырскими крестьянами и принадлежали настоятелю, то есть игумену монастыря.
Бог взял и привёл меня к Себе
— Владыка, как вы сами пришли к вере?
— В какой-то момент, когда мне было 14 лет, мне захотелось носить нательный крестик. Уже тогда к такого рода вещам я относился не менее серьезно, чем сейчас, и полагал, что крестик не может быть лишь украшением. А крестик хотелось сильно. Крестики же дают крещёным. Об этом я случайно узнал от одного из товарищей, который обладал таким крестиком. Следовательно, надо креститься. Стал ждать удобного случая. Таким случаем стало рождение моего двоюродного брата и желание его матери покрестить младенца. Каким-то чудом мне удалось присоединиться. В эту же компанию попала и моя родная сестра.
Во время самого крещения были нарушены многие правила. Всё было не так, как нужно и как о том говорят древние инструкции; не так, как о том говорю я сам в своих передачах на радио с ссылкой на все те же древние инструкции: я не проходил никакой катехизации, я вообще ничего не знал о христианстве, в моём окружении не было людей, которые могли бы меня научить, а само крещение было не обливанием, а, скорее, куцым окроплением.
Но именно там и тогда я ощутил то, что пытался объяснить Мотовилову преподобный Серафим — невыразимую теплоту в сердце, такую, которую я никогда раньше не ощущал, любые попытки описания которой совершенно беспомощны и приводят лишь к большей путанице. Вместе с теплотой пришло яркое осознание того, что я дома.
Дальше у меня не было интеллектуальных поисков. Скорее было так, что Бог взял и привёл меня к Себе. Моё дело было откликнуться. Мог ли я не откликнуться? Мне кажется, что не мог. Я влюбился в русскую православную традицию, культуру и остаюсь в неё влюбленным по сей день, и я не вижу никакого смысла своей жизни вне Церкви.
— Первым вашим храмом стал Александро-Невский в Ижевске…
— На тот момент я учился в аспирантуре своего родного вуза. Когда стал ходить в храм, меня заметили и попросили стать там сторожем, потом пономарём. Очень быстро меня рукоположили во диакона, я начал служить в Александро-Невском кафедральном соборе Ижевска и довольно часто сопровождал архиепископа Ижевского и Урмуртского Николая (Шкрумко) в поездках по епархии. Говорили, что диакон я был неплохой, но никогда не был голосистым. Тихий такой диакон. Но владыке Николаю, который много лет провёл в Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, была чужда традиция диаконского громогласия. Он любил, чтобы диаконы не мешали, не заглушали своими голосами молитву и не привлекали лишнего внимания. Идеальный диакон — как ангел, прозрачный, который не мешает, а помогает молиться. Диаконом я прослужил 6 лет.
— Потом были семинария и академия у преподобного Сергия. Каким вы поступали, и кто «получился» на выпуске?
— Это совершенно разные люди. По своему характеру я гордый, тщеславный, заносчивый. Это всё, увы, про меня.
— ???
— К сожалению, я не шучу. Так было и, думаю, во многом остаётся. А вот семинария, академия, лавра дали мне самое главное — то, чего у меня не было до того, как я начал там учиться. Они меня воспитали, сформировали как священнослужителя. Семинаристы жили в больших комнатах. Я был лет на 10 старше своих сокурсников и поначалу считал себя опытнее их. Но очень быстро понял элементарную вещь: любой человек, вне зависимости от возраста, обладает уникальным опытом. Тем опытом, которого у меня нет. Мой опыт — другой — тоже уникальный, но он не является всеобъемлющим и доминантным. Поэтому благодаря академии и ребятам, с которыми мы учились и которые стали моими ближайшими друзьями, я, как мне хочется надеяться и верить, научился видеть, слышать и уважать другого человека, а для священнослужителя это базовый навык. И ещё научился быть терпимым и понимать, что я не лучше других: я (на тот момент) — один из студентов, сейчас — один из архиереев, не больше и не меньше. Мне было тяжело, но мои «шероховатости» академия если и не устранила, то сильно сгладила.
— Какую хиротонию вы считаете для себя самой главной, самой запомнившейся?
— Все три. Конечно, диаконскую нельзя сопоставить ни со священнической, ни с архиерейской. Все они очень разные, они по-разному переживаются и по-разному меняют человека.
— То есть вы совершенно точно ощутили, что это не человеческое, а Божье дело?
— Знаете, как это ощущается? Скажу о себе. Для меня хиротонии — это то, о чём я вспоминаю в моменты искушений и сомнений, в том числе и в вере. Я же человек, и в жизни бывает всякое. Хиротонии меняют тебя, меняют так, как ты не можешь представить, нафантазировать, прочитать или выдумать! Эти изменения означают, что всё то, о чём написано в Евангелии, — истина. И если я скажу, что это дело человеческое — я совру. Это соработничество Бога и человека. Страшная ответственность. Через рукоположение Бог даёт нам много дарований и власти, а что мы с этим делаем? Мы привыкаем к дарам Божиим и в какой-то момент начинаем принимать их как нечто само собой разумеющееся. Я боюсь этого, молюсь о том, чтобы этого никогда не произошло. Как и для любого священнослужителя, для меня очень важно как можно дольше стараться сохранять свежесть восприятия своего служения.
О священстве я могу уже что-то сказать, но моё архиерейство только лишь начинается. Пока мне трудно его постичь. Можно будет говорить о нём, думаю, лет через 10–20.
— Вы заметили, что обучение в лавре вас сильно изменило. А архиерейcтво? Изменяет ли оно человека вообще? Ведь утверждают, что архиерейство даже некоторые монашеские обеты отменяет.
— Конечно, меняет. Это происходит мгновенно. Другое дело, какие это изменения. Во многом мы сами их выбираем и направляем. Я боюсь произносить высокие слова, но я хочу помогать людям. У меня есть возможность это делать. Может быть, у меня не всегда хватает сил, терпения и веры, но это моё основное желание.
«Рабочее взаимодействие» с Иоанном Грозным
— Три года назад вы были назначены в Переславль…
— А до этого я служил викарным епископом в Волгоградской епархии. Волгоград тоже связан с именем Александра Невского. Там недалеко была ставка хана, и туда ездил благоверный князь. Совсем недавно Святейший Патриарх Кирилл освятил волгоградский собор в честь святого Александра Невского. Пусть недолго, но я принимал участие в жизни епархии, и, хочется надеяться, что внёс (пусть и очень незначительный) вклад и в устройство нового собора. Как минимум, участвовал в освящении его колоколов и в некоторых заседаниях, посвящённых внутреннему благоустройству собора.
— Из Волгограда вас назначили правящим архиереем на родину Александра Невского. Как лично вы в сердце своём ощущаете присутствие рядом этого святого?
— Мне сложно о нём забыть и представить свою церковную жизнь без святого благоверного князя Александра Невского. Он присутствует в моей жизни, как воздух. Переславль — центр нашей епархии. Здесь в 1221 году родился Александр Ярославич и здесь он крестился в Преображенском соборе, существующем и в наши дни.
Почему он взял меня под свою опеку, я не знаю, но, безусловно, его поддержку я постоянно чувствую. В настоящее время для меня важно его умение не плыть по течению, не быть в фарватере, а видеть цель и понимать приоритеты, и, невзирая ни на что, к этим целям двигаться. Это важно, потому что мы все сейчас подвергаемся мощному давлению с разных сторон. И я молюсь благоверному князю о том, чтобы мне быть самим собой и ничего не бояться. Сомнения бывают, но святой князь Александр Невский вселяет в меня надежду и оберегает.
— Какой в наши дни самый главный памятник в епархии, связанный с именем этого святого?
— Конечно, это уникальный белокаменный Спасо-Преображенский собор. Храм однокупольный, построен в XII веке. В России это один из древних сохранившихся соборов и охраняется государством как памятник архитектуры. При реставрации собора на его стенах было обнаружено несколько древнерусских домонгольских граффити. Мы в нём несколько раз в год служим.
Собор производит сильное впечатление своими пропорциями, строгостью, величием. Это то видение красоты, которое мы, к сожалению, уже утратили. Вроде бы все правильно сейчас строим, но нет в строениях той простоты и величия, которые были тогда.
Архитектура остальных древних строений в епархии — периода правления царя Ивана Грозного. А наш Никитский монастырь — самый древний, насколько мне известно, на территории России. В этом году ему исполнилось 1011 лет.
Когда живешь и служишь в Переславле, привыкаешь к древности. Вот этот собор построил царь Иван Васильевич, его отреставрировали, а я заново освятил. Царь строил, я освящаю, такое у нас рабочее взаимодействие. Я, конечно, шучу. Главное, когда живёшь в атмосфере древности, не привыкнуть к этому и не начать считать всё окружающее чем-то естественным, потому что всё это — чудо. И чудо, что мы имеем возможность молиться в этих храмах. Чудо то, что я, парнишка из Удмуртии, где самому древнему зданию всего лишь лет 200, сейчас имею возможность служить в таких святынях, которые невозможны в моём родном регионе.
— Кроме благоверного Александра Невского, кто из святых и какие святыни почитаются на Переславской земле?
— В первую очередь это наши русские святые, сонм которых возглавляет преподобный Сергий Радонежский. Впрочем, он тоже имеет отношение к нашей епархии: во-первых, он уроженец Ярославской области, во-вторых, в сан игумена он был возведён в Переславле-Залесском. Наша земля — это его земля и его родина. Если же говорить про местных святых, то это, в первую очередь, преподобные Даниил и Никита Переславские, а также преподобный Иринарх Затворник. В Угличе же особо почитается святой царевич Димитрий Угличский и благоверный князь Роман.
Среди икон самая известная — Андрониковская икона Божией Матери, чудотворная копия которой находится в Феодоровском женском монастыре Переславля-Залесского. Но основная наша вещественная святыня — Годеновский крест, он хранится на подворье Никольского женского монастыря в селе Годеново.
— Как прошли юбилейные торжества в Александро-Невском соборе Переславля-Залесского?
— Наш Александро-Невский храм — кафедральный, он входит в состав Владимирского собора и был построен в 1740 году. В 1929 году храм был закрыт, а в 1998 году снова стал действующим. Мы все торжества юбилейного года согласовывали с областной администрацией, и празднества в нашем регионе прошли 11–12 июня. Они включали в себя торжественные богослужения, выставки, народные гуляния с участием руководства Ярославской области. Поэтому я и смог приехать на торжества в Александро-Невский собор в штате Нью-Джерси.
Через 50 лет вся Америка будет православной?
— Какие впечатления у вас от праздника в американском храме?
— Самые добрые и светлые. Радостно, когда видишь такое количество православных. Я знаю, что во многих храмах штатов Нью-Джерси и Пенсильвании службы были отменены и духовенство с прихожанами приехали в собор. Также чувствовалось, что это большой активный приход и по количеству духовенства, и по числу прихожан, и сам приход по американским меркам достаточно древний — ему исполнилось 85 лет. Тепло и радостно прошло и неформальное общение с архиереями и священниками.
Почему я акцентирую внимание на количестве людей? Потому что у нас в России соотечественники не совсем понимают, какое количество православных, в том числе православных русской традиции, в Америке. Многим кажется, что это несколько человек, а в реальности здесь очень много православных. У меня даже есть такое, правда, ничем не подтверждённое, предположение, что количество (не в процентном соотношении, конечно) людей, регулярно участвующих в таинствах в Америке, сопоставимо с Россией.
Я был на встрече с духовенством и верующими в штате Пенсильвания, и местный журналист-американец спросил, каковы, на мой взгляд, перспективы Православия в Америке. Я ответил, чем его немножко напугал, что по нашим расчетам через 50 лет вся Америка будет православной. Я, конечно, пошутил, потому что не занимаюсь миссией в США и не могу этого знать, но на мой дилетантский взгляд кажется, что перспективы православной миссии в США очень хорошие. Здесь есть замечательная база — люди, которые выросли в протестантизме и знают Священное Писание, когда для них приоткрывается историческая христианская православная традиция, они откликаются. У них нет предубеждения против Православия. Меня вдохновляет и радует, что есть континент, где, несмотря на внутренние проблемы, очень хорошие перспективы для миссии. То количество американцев, которые не имеют никакой связи с Россией, но приходят в православные храмы, и то количество американцев, которых я видел в Нью-Джерси, подтверждают моё оптимистическое видение Православия в США.
Мне очень нравятся приходы, которые я посещаю в США. Мы дружим с отцом Серафимом Ганом, и мне нравится Серафимовский приход в Си-Клифе, где я неоднократно служил, будучи ещё священником. Мне также нравится Богоявленский приход отца Виктора Болдескула в Бостоне. С отцом Виктором мы тоже дружим и неоднократно бывали друг и друга в гостях. Это живые и активные христианские приходы.
Мне нравятся приходы Православной Церкви в Америке, в одном из которых, в Орландо, служит мой друг. Нравятся книжные образовательные проекты Свято-Владимирской семинарии. Всякий раз, когда я бываю в США, я стараюсь приезжать к ним за книгами.
«Малый свет угоден Богу»
— Владыка, представьте теперь вашу епархию. Чем она живёт?
— У нас много святынь, много древних памятников, много святых. В то же время наша епархия — деревенская, она довольно бедна в финансовом смысле. Священников, которые у нас служат, почти 170 человек на 100 тысяч населения, но это священники, которые в большинстве своем — подвижники, которые служат «ради Иисуса, а не ради хлеба куса». Это люди, которыми я вдохновляюсь, на которых стараюсь равняться. Они большие молодцы, они меня многому учат в смысле веры и нравственности. И самая важная характеристика нашей епархии — это удивительные, замечательные священники. Может быть, кому-то они могут показаться простенькими, у кого-то недостает образования, но это люди без «двойного дна», очень искренние, без лукавства.
Монастыри наши отличаются друг от друга. В женских подвизаются в основном вдовицы, молодых немного. Мужские монастыри — менее многочисленные. Я этому даже радуюсь, потому что человеку надо сформироваться, чтобы поступать в монастырь, потому что вместе с монашеством начинаются серьёзные искушения, которые не монах не может понять и даже поверить, насколько они реальные и насколько они сильны. К искушениям надо быть готовым. Если же монах даст слабину в молитве, то это может в нравственном смысле разорвать на части. Объяснить это почти невозможно, это можно лишь почувствовать, любой монах понимает то, о чём я сейчас говорю.
Монастыри у нас являются паломническими и туристическими центрами. У монашествующих есть возможность и желание трудиться на этом поприще, и мы бы не смогли реализовывать наши проекты, в том числе и социальные, если бы не было паломников и туристов. То же самое можно сказать и о реставрации храмов.
Центрами социальной деятельности тоже являются наши обители, и всё самое значимое в епархии происходит на базе монастырей. Для меня очень важно то, что делает наш Феодоровский женский монастырь. Он занимается созданием Центра святителя Луки. Святитель 9 лет провёл в Переславле-Залесском, где был главным врачом в земской больнице.
К моменту моего назначения в Переславль здания больницы были заброшены, мы взяли их себе и сейчас собираемся делать ремонт. Там мы планируем открыть паллиативное отделение на 10–15 коек как филиал московской Алексеевской больницы.
В Даниловом монастыре благодаря игумену большому количеству людей оказывается материальная помощь. Мы стараемся идти в сторону социальной и гуманитарной помощи, ведь это провинция, ведь люди у нас живут небогато, а некоторые — даже на грани нищеты. У нас нет избытка, но у нас есть то, чем мы можем поделиться. Мы стараемся не проходить мимо нуждающихся.
— Как говорил святитель Лука, «Всякий малый свет угоден Богу!» Насколько, на ваш взгляд, актуально создание и развитие сети «малых» епархий в Русской Православной Церкви, в которых, как мы видим, творятся большие дела?
— Я полагаю так: если священноначалие нашей Церкви решило, что создание таких епархией актуально и необходимо, значит, так оно и есть. У меня нет доступа ко всей полноте информации о жизни нашей Церкви, но я убеждён, что если было принято решение об увеличении количества епархий, то для этого были весомые основания. Но я могу свидетельствовать, что новые епархии позволили активизировать церковную жизнь в тех местах, которые ранее воспринимались как удаленные от центра церковной жизни.
— Есть ли у епархии или её монастырей своё производство? Если да, то как это помогает ей финансово?
— Собственно епархия ничего не производит. Производят некоторые из наших монастырей. Довольно серьёзные и разнообразные производства есть в Николо-Сольбинском женском монастыре: это и продукты питания, и гончарные изделия, и пошивочный цех, и многое другое. Доход от всего этого, конечно, не очень большой, но он есть. Здесь нужно сделать оговорку: это не доход епархии, а доход монастыря. Епархия же существует за счёт взносов, которые делают монастыри и приходы.
«Злых во священники не рукополагаю»
— За время вашего служения в епархии вы совершили 32 священнические и диаконские хиротонии. В монашество постригли 25 человек. На какие качества вы обращаете внимание, когда рукополагаете человека?
– Главное, чтобы человек был добрый. Я злых не рукополагаю. Вокруг нас сейчас очень много негатива, зла и агрессии, а когда человек приходит в церковь, надо, чтобы там его встречали добрые люди. Может быть, несовершенные, но добрые. Мне кажется, что наш мир очень нуждается в доброте. Строгости много, а доброты, человеческого тепла и понимания бывает маловато. Я стараюсь, чтобы нашими священниками были такие люди, от которых не хочется бежать, а к которым хочется идти, с которыми хочется общаться.
— Эти люди не разочаровали?
— С одной хиротонией, считаю, что поспешил. Что касается монашества, я постригаю по представлению игумений и игуменов. Иногда они спешат. К сожалению, не все монахини сохранились как монахини, две моих постриженницы покинули монастыри. Надо мне было быть построже.
— Что в человеке вас отталкивает?
— Неискренность и «двойное дно». Не люблю, когда льстят. Мы с духовенством договорились, что никто не произносит никаких похвальных речей в мой адрес. Даже тостов. Я об этом их прямо попросил. У нас во время приходских трапез не приняты алкогольные напитки. Хотя я их и не запрещаю, просто сам стараюсь воздерживаться.
А тосты… Хотите говорить тосты, делайте это так, чтобы я никаким образом в них не фигурировал. Кто-то, может быть, видит в этом позу, что я рисуюсь, но, когда тебя публично хвалят подчинённые, в этом есть что-то нездоровое. Когда хорошие слова о тебе говорят друзья — это другая история. Если мы со временем станем друзьями, мы сможем говорить всё, что думаем, не боясь.
— А ваши сотрудники? Какой штат может позволить себе ваша епархия? Как оплачивается их труд по сравнению с теми, кто работает на промышленном производстве в городе?
— Сейчас у нас в штате епархиального управления 19 человек. Это вместе с водителями и моими иподиаконами. Мы стараемся выплачивать жалование, сопоставимое с зарплатами в светских структурах Переславля. Пока что нам удаётся это делать.
— Владыка, замечания какого характера вы никогда не сделаете своему духовенству и сотрудникам?
— Я никого и никогда, за исключением очень близкого круга людей, не стану критиковать за внешний вид, каким бы он ни был. Вообще, мне кажется, что за без малого три года управления епархией я не делал кому бы то ни было замечаний. Иногда я прошу на что-то обратить внимание и что-то исправить или же что-то прокомментировать, но не более того. Практика показывает, что этого достаточно.
— Как проходит день архиерея Переславской епархии?
— Зависит от того, есть богослужения или нет. Если я утром служу, после службы провожу запланированные мероприятия и встречи. Во второй половине дня работаю в канцелярии, а там уже и вечер.
Если нет богослужения, принимаю людей, гостей, утром и по вечерам работаю над текстами программ для радио «Вера». Это очень важная и значимая часть моей жизни. Каждый день стараюсь хотя бы немного заниматься спортом.
— Как ваша епархия переживает пандемию?
— Наша епархия относительно малочисленная, поэтому пандемия нас коснулась, можно сказать, минимально. У нас не было закрытия храмов, и держать социальную дистанцию в наших храмах совсем не сложно, значительно сложнее её не держать. Это проблема мегаполисов, где люди спускаются в метро, ходят по супермаркетам. У нас в епархии почти всё духовенство переболело, но все — в лёгкой форме.
— Владыка, какой вы видите епархию в будущем?
— Мне бы хотелось, чтобы духовенство и я сам непрерывно занимались своим образованием, писали научные работы; чтобы у нас не было нуждающихся в финансовом отношении священников, особенно многодетных; чтобы была выстроена система реставрации и восстановления храмов — памятников архитектуры.
— А каким вы видите (хотите видеть) себя лет через десять?
— Таким же, каким я мечтаю видеть себя всегда: живущим в соответствии со словами Христа. Очень надеюсь, что, Богу содействующу, через 10 лет у меня будет это получаться лучше, чем сейчас.
— Мы начали разговор с того, что в вашей семье не было людей глубоко верующих. Что-то изменилось с рукоположением сына сначала в сан священника, а потом и с возведением в архиерея?
— Семья моя потихоньку становится церковной. Родители живут на Кавказе, в Адыгее. Рядом с их домом есть храм. Мама давно активная христианка и даже небольшой меценат. Иногда она мне даёт очень хорошие и нужные наставления. Она молодец. Я на неё смотрю, радуюсь и вдохновляюсь.