Архиепископ Лука, в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, родился 14 апреля 1877 г. в Керчи, в семье провизора Феликса Станиславовича Войно-Ясенецкого и Марии Дмитриевны, урожденной Кудриной.

Отец будущего святителя Луки, Феликс Станиславович Войно-Ясенецкий, был потомственным дворянином польского происхождения. Его предок Самуил Войно-Ясенецкий, умерший в 1691 г., имел звание войский витебский, то есть должностное лицо, которое присматривало за порядком в городе, когда шляхта отправлялась на войну.

Феликс Станиславович, отец Святителя, происходил из обедневшего и утратившего своё влияние рода, однако был хорошо образован: получил классическое образование в гимназии, прослушал курс на медицинском факультете Киевского университета святого Владимира и получил звание «аптекарского помощника», а позднее обучался на фармацевтическом отделении медицинского факультета университета и получил квалификацию провизора. Работая в г. Перекопе, он стал управляющим частной аптекой Д.И. Кундина и вскоре женился на дочери владельца аптеки Марии Дмитриевне. Запись об этом венчании в метрической книге сообщает, что жених римско-католического вероисповедания, невеста — православного. Владыка Лука позже отмечал, что отчасти из-за своего католичества, отчасти из-за робкого и тихого нрава Феликс Станиславович «в нашей семье был несколько отчужден». Он считал, что свою религиозность унаследовал от отца, о котором писал: «Мой отец был католиком, весьма набожным, он всегда ходил в костел и подолгу молился дома. Отец был человеком удивительно чистой души, ни в ком не видел ничего дурного, всем доверял, хотя по своей должности был окружён нечестными людьми».

Мария Дмитриевна, будучи на 10 лет моложе своего супруга, видимо, почти «единолично» занималась воспитанием детей и вела дом. В семье родилось много детей, по некоторым сведениям — 14, но до взрослого возраста дожили только пятеро, остальные умерли в младенчестве. Отношения Марии Дмитриевны с православной церковью были нестандартными: «Мать усердно молилась дома, но в церковь, по-видимому, никогда не ходила».

Мария Дмитриевна подавала своим детям примеры деятельной христианской любви к людям: по воспоминаниям её детей и внуков, она постоянно посылала в тюрьму продукты, домашнюю сдобу, а в годы Первой мировой войны «на кухне постоянно кипятили большие бидоны с молоком — для госпитальных раненых». В тюрьму же, чтобы дать арестантам возможность заработать, «посылала перетягивать матрацы и другую работу».

В 1880 г. родители будущего святого покинули Керчь, жили в Херсоне и Кишинёве, а с 1889 г. обосновались в Киеве, где его старший брат Владимир поступил на юридический факультет Киевского университета. Валентин в 1896 г. одновременно окончил 2-ю киевскую гимназию и Киевскую рисовальную школу Николая Ивановича Мурашко. У Валентина рано проявилось художественное дарование, точность и выразительность линии. Интересы его как художника лежали в области духовной — как он сам определял, «я пошел бы по дороге Васнецова и Нестерова, ибо уже ярко определилась основное религиозное направление в моих занятиях живописью». Валентин всюду делал много зарисовок паломников, странников, молящихся людей. Одна из них даже участвовала в выставке передвижников. Валентин решил поступить в Санкт-Петербургскую академию художеств, но убеждённость, что он «не в праве заниматься тем, что мне нравится, но обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей», заставила его изменить свои планы.

По примеру старшего брата Валентин Феликсович проучился год на юридическом факультете, затем снова вернулся к живописи, поехал в Мюнхен, чтобы заниматься в частной школе Генриха Книрра, но вскоре вернулся в Киев, решив стать сельским учителем или фельдшером. Это решение отвечало увлечению юноши идеями Льва Толстого, впоследствии он отказался от них, прочитав книгу графа «В чём моя вера».

Директор народных училищ Киевского учебного округа, к которому обратился юноша с просьбой разрешить ему преподавать в начальных классах сельской школы, посоветовал Валентину поступать в медицинский факультет Киевского университета, что тот и сделал в 1898 г. Учился он блестяще, хотя сначала считал, что у него сильное отвращение к естественным наукам и явная склонность к гуманитарным. В своей «Автобиографии» он позже писал

— На третьем курсе произошла интересная эволюция моих способностей: умение весьма тонко рисовать и любовь к форме перешли в любовь к анатомии.

Когда Валентин Феликсович окончил медицинский университет, преподаватели и однокурсники прочили ему широкий путь в науку и звание профессора анатомии, однако молодой медик объявил о твёрдом желании всю жизнь быть «мужицким», земским врачом», помогать бедным людям.

В феврале 1904 г., во время войны с Японией, Валентин Феликсович отправился с госпиталем Российского Красного Креста на Дальний Восток. Эта поездка была связана с отъездом вместе с госпиталем сестры милосердия Мариинской общины Анны Ланской, с которой его связывали глубокие серьёзные чувства. В лазарете I Киевского отряда РОКК Валентин Феликсович получил первый опыт хирургической работы, ассистируя на операциях опытному хирургу С.Я. Голомбу. Тот оценил способности и преданность делу своего ученика, и в конце 1904 г. Войно-Ясенецкому было поручено заведовать вторым хирургическом отделением, хотя в отряде были хирурги более старшего возраста.

В это же время Валентин Феликсович убедил Анну Васильевну выйти за него замуж, хотя она нарушала обет безбрачия, данный при вступлении в Мариинскую общину сестер милосердия. «Она покорила меня не столько своей красотой, сколько исключительной добротой и кротостью характера… Она дала обет девства. Выйдя за меня замуж, она нарушила этот обет, и в ночь перед нашим венчанием в церкви, построенной декабристами, она молилась перед иконой Спасителя, и вдруг ей показалось, что Христос отвернул Свой лик и образ Его исчез из киота. Это было, по-видимому, напоминанием об её обете, и за нарушение его Господь тяжело наказал её невыносимой, патологической ревностью», — писал он впоследствии. Молодожёны уехали из Читы, где познакомились с сестрой милосердия из Переславля-Залесского Елизаветой Васильевной Малиновской, дочерью местного священника Василия Малиновского, которая, по-видимому, и убедила их впоследствии выбрать местом жительства этот город.

С 1905 г. будущий святитель работал земским врачом и главным хирургом, заведующим земскими больницами Симбирской, Курской и Саратовской губерний. В Переславле-Залесском он проработал более шести лет с ноября 1910 г. не только главным хирургом, но и главным врачом больницы, стал доктором наук, закончил одну всемирно известную медицинскую книгу и задумал другую, которой пользуются хирурги и поныне. Выбор Переславля как места жительства отчасти был продиктован близостью Москвы, куда Валентин Феликсович мог отлучаться во время отпусков в командировки и продолжать свои исследования по регионарной анестезии, которые он начал в 1909 г., поступив экстерном в Императорский Московский университет к профессору П.И. Дьяконову.

В Переславский уезд Владимирской губернии в то время входило 442 населенных пункта с населением около 114 тысяч человек. В больнице было всего 65 коек, работали два врача — хирург и терапевт. Ещё 85 коек было в других врачебных участках. Хирургическая помощь оказывалась в единственном на весь уезд стационаре города, рассчитанном всего на 25 коек. В больнице не было электричества, водопровода и канализации — бетонные выгребные ямы каждодневно опорожняла приезжавшая ассенизационная бочка на колесах. Освещение обеспечивалось керосиновыми лампами.

На плечи молодого 34-летнего хирурга, ставшего главным врачом больницы, лёг огромный объём работы, в том числе и по созданию условий работы врачам и благоустройству быта пациентов. За год до его вступления в должность сгорели два барака, где располагались амбулатория и аптека, от них остались только фундаменты, и главврачу пришлось временно размещать больных и аптеку в других помещениях, а потом и отстраивать сгоревшие здания.

Большую проблему представляли инфекционные больные — заболевшие тифом и холерой обращались за помощью в земскую больницу, а условий для их содержания не было. Старый деревянный барак не отвечал своему назначению, даже дезинфекционная камера отсутствовала. Строительством «цементно-бетонного здания» для инфекционных больных также занимался Валентин Феликсович, как главный врач.

Помимо улучшения больничных условий, Валентин Феликсович направил свои усилия на хирургическую работу. Сразу после вступления в должность он за один месяц провел 28 операций — столько же, сколько другой хирург за три месяца. За первый год было принято около пяти тысяч больных и сделано 198 операций в стационаре. В Переславской земской больнице впервые проводились операции такого уровня, а молодой хирург всё время находился в поиске новых методов лечения. Неудачи становились материалом для анализа и давали направление новым исследованиям — он помнил о них всю жизнь и порой находил решение спустя многие годы. Заботясь о людях, страдающих от отсутствия медицинской помощи, Войно-Ясенецкий на заседаниях врачебной комиссии и уездного земского собрания предлагал такой план: необходимо организовать ещё одно хирургическое отделение в самой удаленной от Переславля земской участковой больнице, а в остальных участковых больницах — помещения для перевязочных и небольшие, хорошо оборудованные операционные. Каким образом собирался главный хирург Переславской земской больницы оказывать помощь в этих пунктах, до которых нужно было добираться на лошади не один час? Где он рассчитывал найти столько хирургов? Валентин Феликсович считал, что «чем разводить маленьких хирургов, лучше иметь одного хорошего и вызывать его в участки для операций». Этим хирургом был он сам. Во многих случаях Переславская земская управа, которая выделяла средства на больницу, шла ему навстречу: главный врач пользовался большим авторитетом в городе.

Сын Михаил впоследствии вспоминал о жизни в Переславле:

— Отец работает днём, вечером, ночью. Утром мы его не видим, он уходит в больницу рано. Обедаем вместе, но отец и тут остаётся молчаливым, чаще всего читает за столом книгу. Мать старается не отвлекать его. Она тоже не слишком многоречива.

В своей автобиографии Войно-Ясенецкий не пишет, каким он был врачом в те годы. Но составить представление об этом можно из «Отчетов о деятельности Переславской земской больницы», в которых он в течение шести лет подробно излагал наиболее интересные с точки зрения медицины истории болезни. Известно, что он занимался всеми областями хирургии и особых успехов достиг в офтальмологии, обезболивании, брюшной хирургии, лечении суставов. К каждому пациенту Валентин Феликсович относился не только как к «случаю» в своей хирургической практике, но и как к живому человеку: сострадал ему, беспокоился о нем, старался узнать о его состоянии после выписки. Он всегда подробно описывал детали, по которым можно составить представление не только о быте, но порой и о характере больного. Его пациентами были в основном крестьяне, жалующиеся на то, что «промочил ноги при косьбе», «ударила в лоб копытом лошадь», «тесть ткнул вилами в бок», «сильно продуло в поле», «упала с нагруженного сеном воза». Валентин Феликсович всеми силами стремился помочь им как врач, используя все свои знания и талант хирурга, а также пытался понять их, разделить их скорби, принять, сколь возможно, участие в их жизни. Он следовал не только клятве Гиппократа, но и евангельским заповедям «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Такая работа отвечала его собственному внутреннему установлению — «быть мужицким врачом».

После завершения дел в больнице и бесплатного приема больных дома по ночам Валентин Феликсович занимался научной работой. В кабинете дома на Троицкой улице при керосиновой лампе рождалось выдающееся медицинское произведение — монография по регионарной анестезии, тогда ещё только начинавшей своё развитие в мире. Эта работа позже стала основой для докторской диссертации. Суть нового метода анестезии состояла в том, чтобы больной не подвергается общему наркозу, небезопасному и чреватому осложнениями, а обезболивающее вещество вводилось точно в тот нерв, который подходит к больному органу, «отключая» его и давая возможность хирургу спокойно и точно выполнить свою работу, а также избавляя больного от ненужных страданий.

В 1915 г. Войно-Ясенецкий издал в Петрограде книгу «Регионарная анестезия» с собственными иллюстрациями. На смену прежним способам слойного пропитывания анестезирующим раствором всего, что надо резать, пришла новая, изящная и привлекательная методика местной анестезии, в основу которой легла глубоко рациональная идея прервать проводимость нервов, по которым передается болевая чувствительность из области, подлежащей операции. В 1916 г. Валентин Феликсович защитил эту работу как диссертацию и получил степень доктора медицины. Однако книгу издали таким низким тиражом, что у автора не нашлось даже экземпляра для отправки в Варшавский университет, где он мог бы получить за неё премию.

В то же время Войно-Ясенецкий задумал новый труд. В нем впервые в мире было сформулировано понятие гнойной хирургии, определены её принципы и подходы к лечению гнойных осложнений при воспалениях разного рода. Позже книга, написанная ясным, точным, живым языком, стала образцом практического пособия, настольным изданием нескольких поколений хирургов.

Весной 1916 г. Валентин Феликсович обнаружил у жены признаки туберкулеза лёгких. Узнав о конкурсе на должность главного врача Ташкентской городской больницы, немедленно подал заявку, поскольку в те времена у врачей бытовала уверенность, что туберкулез можно вылечить климатическими мерами. Сухой и жаркий климат Средней Азии в этом случае подходил идеально. Избрание профессора Войно-Ясенецкого на эту должность произошло в начале 1917 г.

Войно-Ясенецкие прибыли в Ташкент в марте. Эта больница была устроена намного лучше, чем земские, однако и здесь же было мало специалистов и слабое финансирование; отсутствовала система канализационных стоков и биологическая очистка сточных вод, что в условиях жаркого климата и частых эпидемий, включая холеру, могло повлечь превращение больницы в постоянно действующий резервуар опасных инфекций. У здешних людей были свои особенные болезни и травмы: например, на лечение одновременно приходило множество детей и взрослых с серьезными ожогами стоп и голеней. Это происходило от того, что местные жители использовали для обогрева своих жилищ горшок с горячими углями, на ночь его ставили в центр комнаты и ложились спать ногами к горшку. При чьём-либо неосторожном движении горшок опрокидывался. С другой стороны, опыт и знания Войно-Ясенецкого были полезны местным врачам: с конца 1917 г. в Ташкенте происходили уличные перестрелки, в больницы поступало много раненых.

В январе 1919 г. произошло антибольшевистское восстание под руководством Константина Осипова. После его подавления на горожан обрушились репрессии: в железнодорожных мастерских вершила революционный суд «тройка», обычно приговаривавшая к расстрелу. В больнице лежал тяжелораненый казачий есаул Комарчев. Войно-Ясенецкий отказался выдавать его красным и тайно лечил, укрывая на своей квартире. Некий служитель морга по имени Андрей донес об этом в ЧК. Войно-Ясенецкий и ординатор Ротенберг были арестованы, но до рассмотрения дела их заметил один из известных деятелей Туркестанской ячейки РКП(б), который знал Войно-Ясенецкого в лицо. Он расспросил их и отправил обратно в больницу. Войно-Ясенецкий, вернувшись в больницу, распорядился готовить больных к операции, как будто ничего не случилось.

Арест мужа нанёс здоровью Анны Васильевны серьёзный удар, болезнь резко усилилась, и в конце октября 1919 г. она скончалась. В последнюю ночь для ослабления страданий жены он впрыскивал ей морфий, но отравляющего эффекта не видел. Две ночи после кончины Войно-Ясенецкий читал над гробом Псалтирь. Он остался с четырьмя детьми, старшему из которых было 12, а младшему — 6 лет. В дальнейшем дети жили у медицинской сестры из его больницы Софьи Белецкой, которая была глубокой верующей женщиной и с радостью согласилась взять на себя эту заботу. Сам святитель Лука считал её ангелом, посланным ему, чтобы он мог совершить свой великий жизненный подвиг.

Несмотря на всё, Войно-Ясенецкий вел активную хирургическую практику и способствовал основанию в конце лета 1919 г. Высшей медицинской школы, где преподавал нормальную анатомию. В 1920 г. был образован Туркестанский государственный университет. Декан медицинского факультета Петр Ситковский, знакомый с работами Войно-Ясенецкого по регионарной анестезии, добился его согласия возглавить кафедру оперативной хирургии.

Валентин Феликсович тяжело переживал кончину своей супруги. После этого его религиозные взгляды укрепились. Профессор Войно-Ясенецкий регулярно посещал воскресные и праздничные богослужения, был активным мирянином, сам выступал с беседами о толковании Священного Писания.

В конце 1920 г. он присутствовал на епархиальном собрании, где произнес речь о положении дел в Ташкентской епархии. Под впечатлением этого епископ Туркестанский и Ташкентский Иннокентий (Пустынский) предложил Валентину Феликсовичу стать священником, на что он сразу согласился. Уже через неделю Валентин Феликсович посвящен в чтеца и иподиакона, затем — в диакона, а 15 февраля 1921 г. — в пресвитера. И в больницу, и в университет отец Валентин стал приходить в рясе с крестом на груди; кроме того, он установил в операционной икону Божьей Матери и стал молиться перед началом операции. Отец Валентин был назначен четвертым священником собора, служил только по воскресеньям, и на него легла обязанность говорить проповеди.

Летом 1921 г. в Ташкент были доставлены из Бухары раненые и обожженные красноармейцы. За несколько суток пути в жаркой погоде у многих из них под повязками образовались колонии из личинок мух. Они были доставлены в конце рабочего дня, когда в больнице остался только дежурный врач. Он осмотрел только нескольких больных, состояние которых вызывало опасение. Остальные были лишь подбинтованы. К утру между пациентами клиники ходил слух о том, что врачи-вредители гноят раненых бойцов, у которых раны кишат червями. Чрезвычайная следственная комиссия арестовала всех врачей, включая профессора П.П. Ситковского. Начался скорый революционный суд, на который были приглашены эксперты из других лечебных учреждений Ташкента, в том числе профессор Войно-Ясенецкий. Стоявший во главе ташкентского ЧК латыш Яков Петерс решил сделать суд показательным и сам выступал на нём общественным обвинителем. Когда слово получил профессор Войно-Ясенецкий, он решительно отверг доводы обвинения: «Никаких червей там не было. Там были личинки мух. Хирурги не боятся таких случаев и не торопятся очистить раны от личинок, так как давно замечено, что личинки действуют на заживление ран благотворно». Обвинение провалилось. Вместо расстрела Ситковский и его коллеги были приговорены к 16 годам тюрьмы. Но уже через месяц их стали отпускать на работу в клинику, а через два — совсем освободили.

Весной 1923 г., когда съезд духовенства Ташкентской епархии рассматривал отца Валентина в качестве кандидата на должность архиерея, под руководством ГПУ было сформировано Высшее Церковное Управление, которое предписывало епархиям переходить к обновленческому движению. Под его давлением епископ Иннокентий был вынужден уехать из Ташкента. Отец Валентин и протоиерей Михаил Андреев взяли на себя управление епархиальными делами и сплотили вокруг себя священников — сторонников патриарха Тихона.

В мае 1923 г. в Ташкент прибыл ссыльный епископ Уфимский Андрей (Ухтомский), который незадолго до того встречался с патриархом Тихоном, был им назначен епископом Томским и получил право избирать кандидатов для возведения в сан епископа и тайным образом рукополагать их. Вскоре Валентин Феликсович был пострижен в монахи в собственной спальне с именем Лука, и наречен епископом Барнаульским, викарием Томской епархии. Поскольку для присвоения епископского сана необходимо присутствие двух или трёх епископов, Валентин Феликсович поехал в г. Пенджикент недалеко от Самарканда, где отбывали ссылку два архиерея — епископ Волховский Даниил (Троицкий) и епископ Суздальский Василий (Зуммер). Хиротония состоялась 31 мая 1923 г., и патриарх Тихон, когда узнал о ней, утвердил её законной.

Ввиду невозможности отъезда в Барнаул, епископ Андрей предложил Луке возглавить Туркестанскую епархию. Получив согласие настоятеля кафедрального собора, в воскресенье, 3 июня, в день памяти равноапостольных Константина и Елены, епископ Лука отслужил свою первую воскресную всенощную Литургию в кафедральном соборе. На следующий день, 4 июня, в стенах Туркестанского государственного университета состоялся студенческий митинг, на котором было принято постановление с требованием увольнения профессора Войно-Ясенецкого. Руководство университета отвергло это постановление и даже предложило Валентину Феликсовичу руководить ещё одной кафедрой. Но он сам написал заявление об уходе. 5 июня он в последний раз присутствовал на заседании Ташкентского научного медицинского общества. 6 июня в газете «Туркестанская правда» появилась статья «Воровской архиепископ Лука», призывавшая к его аресту. Вечером 10 июня, после всенощного бдения, он был арестован, как сторонник патриарха Тихона.

Епископу Луке, а также арестованным с ним епископу Андрею и протоиерею Михаилу Андрееву были предъявлены обвинения. Ходатайства прихожан об официальной выдаче заключённых и ходатайства больных о консультации профессора Войно-Ясенецкого были отклонены. 16 июня 1923 г. епископ Лука написал завещание, в котором призывал мирян оставаться верными патриарху Тихону, противостоять церковным движениям, выступающим за сотрудничество с большевиками:

— Завещаю вам: непоколебимо стоять на том пути, на который я наставил вас… Идти в храмы, где служат достойные иереи, вепрю не подчинившиеся. Если и всеми храмами завладеет вепрь, считать себя отлученным Богом от храмов и ввергнутым в голод слышания слова Божьего… Против власти, поставленной нам Богом по грехам нашим, никак нимало не восставать и во всём ей смиренно повиноваться.

На допросе владыка указал:

— Я тоже полагаю, что очень многое в программе коммунистов соответствует требованиям высшей справедливости и духу Евангелия. Я тоже полагаю, что власть рабочих есть самая лучшая и справедливая форма власти. Но я был бы подлым лжецом перед правдой Христовой, если бы своим епископским авторитетом одобрил бы не только цели революции, но и революционный метод. Мой священный долг учить людей тому, что свобода, равенство и братство священны, но достигнуть их человечество может только по пути Христову — пути любви, кротости, отвержения от себялюбия и нравственного совершенствования. Учение Иисуса Христа и учение Карла Маркса — это два полюса, они совершенно несовместимы и потому Христову правду попирает тот, кто, прислушиваясь к Советской власти, авторитетом церкви Христовой освящает и покрывает все её деяния.

Следствие обвинило епископа Луку, а также епископа Андрея и протоиерея Михаила: в невыполнении распоряжений местной власти — продолжении существования союза приходов, признанного местной властью незаконным; агитации в помощь международной буржуазии — распространении обращения патриарха Сербии, Хорватии и Словенского королевства Лазаря, говорящего о насильственном свержении патриарха Тихона и призывающего поминать в Королевстве Сербии всех «пострадавших» и «принявших муки» контрреволюционеров; распространении ложных слухов и непроверенных сведений союзом приходов, дискредитирующих Советскую власть — внушение массам якобы неправильного осуждения патриарха Тихона; возбуждении масс к сопротивлению постановлениям Советской власти — рассылкой воззваний союзом приходов; присвоении незаконно существующему союзу приходов административных и публично правовых функций — назначение и смещение священников, административное управление церквями.

Учитывая политические соображения, слушание дела гласным порядком было нежелательным, поэтому дело было передано не в Реввоентрибунал, а в комиссию ГПУ. Именно в Ташкентской тюрьме Валентин Феликсович закончил первую часть давно задуманной монографии «Очерки гнойной хирургии». В ней шла речь о гнойных заболеваниях кожных покровов головы, полости рта и органов чувств.

9 июля 1923 г. епископ Лука и протоиерей Михаил Андреев были освобождены под подписку о выезде на следующий день в Москву в ГПУ. Всю ночь квартира епископа была наполнена прихожанами, пришедшими проститься. Прибыв в Москву, владыка зарегистрировался в ГПУ на Лубянке, но ему объявили, что он может прийти через неделю. За эту неделю епископ Лука дважды бывал у патриарха Тихона и один раз совершал богослужение вместе с ним.

Вот как епископ Лука описывал один из допросов в своих воспоминаниях:

— На допросе чекист спрашивал меня о моих политических взглядах и о моём отношении к Советской власти. Услышав, что я всегда был демократом, он поставил вопрос ребром: «Так кто Вы — друг или враг наш?» Я ответил: «И друг и враг. Если бы я не был христианином, то, вероятно, стал бы коммунистом. Но Вы возглавили гонение на христианство, и поэтому, конечно, я не друг Ваш».

После долгого следствия 24 октября 1923 г. комиссия ГПУ вынесла решение о высылке епископа в Нарымский край. 2 ноября епископ Лука был переведен в Таганскую тюрьму, где находился пересыльный пункт. В конце ноября он отправился в свою первую ссылку, местом которой первоначально был назначен Енисейск. Поездом ссыльный епископ добрался до Красноярска, далее 330 километров санного пути, останавливаясь ночью в какой-либо деревне. В одной из них он сделал операцию по удалению секвестра у больного остеомиелитом плечевой кости. В дороге познакомился с едущим в ссылку протоиереем Иларионом Голубятниковым.

Прибыв в Енисейск 18 января 1924 г., поселился в частном доме, где сразу же открыл амбулаторный приём больных. Помимо этого, епископ Лука стал совершать богослужения на дому, отказываясь служить в обновленческих церквях. Заведующий местной больницей пригласил его оперировать в хирургическом отделении, и поток страждущих к знаменитому хирургу не прекращался, так же, как и на приёмы у него дома. Работники местных органов госбезопасности говорили о баснословных гонорарах, которые ссыльный епископ получает за свои операции. Но все подосланные к нему «разведчики» не смогли уговорить его взять вознаграждение, он только наставлял их: «Молитесь Богу. Это он исцелил вас через меня».

Рост популярности епископа вынудил ГПУ отправить его в новую ссылку. 3 марта 1924 г. епископа под конвоем отправили в Енисейскую область, в дер. Хая на р. Чуне, состоявшую всего из 8 дворов. Здесь он провёл три месяца, оказывая медицинскую помощь местным жителям. 5 июня посыльный ГПУ привёз приказ о возвращении в Енисейск. Там епископ несколько дней провел в тюрьме в одиночной камере, а после продолжил частную практику и богослужения на квартире и в городском храме.

23 августа епископ Лука был отправлен в новую ссылку — в Туруханск. По прибытии епископа в Туруханск его встречала толпа людей, на коленях просившая благословения. В автобиографии епископ Лука вспоминает также, как ссыльный баптистский пресвитер Иван Шилов только ради бесед с ним приплыл в Туруханск по Енисею за семьсот верст уже с началом ледохода. Профессора вызвал председатель крайкома В.Я. Бабкин, который предложил сделку: сокращение срока ссылки за отказ от сана. Епископ Лука решительно отказался «бросать священную дурь».

В Туруханской больнице, где Валентин Феликсович сначала был единственным врачом, он выполнял такие сложнейшие операции, как резекция верхней челюсти по поводу злокачественного новообразования, чревосечения брюшной полости в связи с проникающими ранениями с повреждением внутренних органов, остановки маточных кровотечений, предотвращение слепоты при трахоме, катаракте и других.

Единственная церковь в округе находилась в закрытом мужском монастыре, священник которой принадлежал к обновленческому движению. Епископ Лука регулярно ездил туда совершать богослужения и проповедовать о грехе церковного раскола, которые имели большой успех: все жители округи и монастырский священник стали сторонниками патриарха Тихона.

В конце года на приём к епископу-врачу пришла женщина с больным ребенком. На вопрос, как зовут ребенка, ответила: «Атом», и объяснила удивленному врачу, что имя новое, сами выдумали. На что владыка спросил: «Почему не назвали поленом или окном?» Эта женщина была женой председателя крайисполкома Бабкина, который написал заявление в ГПУ «о необходимости повлиять на реакционера, распространяющего ложные слухи, представляющие опиум для народа, являющиеся противовесом материальному мировоззрению, которое осуществляет перестройку общества к коммунистическим формам».

5 ноября 1924 г. хирург был вызван в ГПУ, где с него взяли подписку о запрете богослужений, проповедей и выступлений на религиозную тему. Кроме того, крайком и лично Бабкин требовали отказа епископа от традиции давать благословение пациентам. Это вынудило Валентина Феликсовича написать заявление об увольнении из больницы. Тогда за него вступился отдел здравоохранения Туруханского края. После 3 недель разбирательств 7 декабря 1924 г. Енгуботдел ГПУ постановил вместо суда избрать мерою пресечения высылку в дер. Плахино в низовьях р. Енисей, в 230 км за Полярным кругом.

Последовало длительное путешествие по льду замерзшего Енисея, в день 50–70 км. Однажды епископ Лука замерз так, что не смог самостоятельно передвигаться. Жители станка, состоящего из трёх изб и двух земляных домов, радушно приняли ссыльного. Он жил в избе на нарах, покрытых оленьими шкурами. Мужчины поставляли ему дрова, женщины готовили и стирали. Рамы в окнах имели большие щели, через которые проникал ветер и снег, который скапливался в углу и не таял; вместо второго стекла были вморожены плоские льдины. В этих условиях епископ Лука крестил детей и пытался проповедовать.

В начале марта 1925 г. в Плахино прибыл уполномоченный ГПУ, который сообщил о возвращении епископа в Туруханск. Власти города сменили решение после того, как в больнице умер крестьянин, нуждающийся в сложной операции, которую без Войно-Ясенецкого сделать было некому. Это так возмутило крестьян, что они, вооружившись вилами, косами и топорами стали громить сельсовет и ГПУ. Уполномоченный ОГПУ был вынужден обращаться с ним вежливо и не обращать внимания на совершаемое благословение пациентов. Епископу-хирургу перестали чинить препятствия в его работе и преследовать его за то, что он исполнял установления Церкви. Епископ Лука с тремя сопровождавшими его священниками совершал Литургию в своей квартире, и даже рукополагал там священников, за сотни вёрст приезжавших к архиерею.

20 ноября 1925 г. в Туруханск пришло постановление об освобождении гражданина Войно-Ясенецкого, которое ожидалось с июня. 4 декабря он, провожаемый всеми прихожанами Туруханска, отъехал в Красноярск, куда прибыл лишь в начале января 1926 г. Там он сделал несколько операций тяжёлым больным, дожидавшимся его приезда, отслужил всенощное бдение и Литургию на праздник Рождества Христова в кафедральном соборе и отправился на вокзал, чтобы вернуться в Ташкент. По дороге владыка дал из Омска телеграмму своим престарелым родителям, жившим в Черкассах со старшим братом Владимиром Феликсовичем, и встретился с ними, отслужил панихиду по рано умершей сестре Ольге.

В конце января 1926 г. епископ Лука достиг Ташкента. Ему удалось купить небольшой домик, где он стал заниматься частной практикой, поскольку ни в городскую больницу, ни в университет уже не мог устроиться на работу. Число больных, которых принимал владыка на дому, достигало четырехсот в месяц. Кроме того, вокруг хирурга постоянно находились молодые люди, добровольно помогавшие ему, учились у него, а тот посылал их по городу искать и приводить больных бедных людей, которым нужна врачебная помощь. Таким образом, он пользовался большим авторитетом среди населения.

Тогда же он отправил на рецензирование в государственное медицинское издательство экземпляр законченной монографии «Очерки гнойной хирургии». После годового рассмотрения она была возвращена с одобрительными отзывами и рекомендацией к публикации после незначительной доработки.

В Ташкенте был разрушен кафедральный собор, осталась только церковь Сергия Радонежского, в которой служили священники-обновленцы. Протоиерей Михаил Андреев требовал от епископа Луки освятить этот храм; после отказа от этого Андреев перестал ему подчиняться и доложил обо всём Местоблюстителю Патриаршего престола митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию (Страгородскому). По совету ссыльного митрополита Новгородского Арсения владыка подал прошение об увольнении на покой, которое было удовлетворено. Позднее он строго осудил это своё решение в «Автобиографии» как «начало греховного пути».

5 августа 1929 г. покончил с собой профессор-физиолог Среднеазиатского университета Иван Михайловский, который вёл научные исследования по превращению неживой материи в живую, пытавшийся воскресить своего умершего сына; итогом его работ стало психическое расстройство и самоубийство. Его жена обратилась к епископу Луке с просьбой провести похороны по христианским канонам; Войно-Ясенецкий подтвердил его сумасшествие медицинским заключением.

Позднее ОГПУ сформировало уголовное дело: убийство Михайловского якобы было совершено его «суеверной» женой, имевшей сговор с Войно-Ясенецким, чтобы не допустить «выдающегося открытия, подрывающего основы мировых религий». 6 мая 1930 г. епископ был арестован, объяснял свой арест ошибками местных чекистов и из тюрьмы писал руководителям ОГПУ с просьбами выслать его в сельскую местность Средней Азии, затем — с просьбой выслать из страны. В качестве аргументов в пользу своего освобождения и отправки в ссылку он писал о скорой возможности публикации «Очерков гнойной хирургии», которые пошли бы на пользу советской науке — и предложение основать клинику гнойной хирургии. Подследственному Войно-Ясенецкому была передана рукопись, которую он заканчивал в тюрьме, как и начинал.

По решению Особого совещания в апреле 1931 г. он был сослан в Северный край, куда прибыл во второй половине августа 1931 г. Сначала отбывал заключение в ИТЛ «Макариха» возле г. Котласа, вскоре на правах ссыльного был переведен в Котлас, затем — в Архангельск, где вёл амбулаторный прием. Тогда же святитель Лука диагностировал у себя опухоль, оказавшуюся доброкачественной, и обратился с просьбой к начальнику секретного отдела с просьбой отпустить его для операции в Москву. Но его направили в Ленинград. Видный советский онколог профессор Н.Н. Петров блестяще оперировал епископа, удалил опухоль.

В 1932 г. епископ Лука работал во 2-й Центральной амбулатории Архангельска, замещая других врачей-хирургов. В первое время он был почти бездомным, потом поселился на квартире у местной целительницы Веры Вальневой, которая занималась лечением гнойных заболеваний кожи и подкожной клетчатки с помощью мази, приготовленной из прокаленной земли, сметаны, меда и северных трав. Профессор медицины заинтересовался её результатами, стал применять составы Вальневой, названные им катаплазмами, для консервативного лечения гнойных больных. Он просил архангельских коллег-медиков и руководство Северного края отнестись серьёзно к этому методу, исследовать его и дать ему научную поддержку, но понимания не нашёл.

После освобождения в ноябре 1933 г. епископ Лука ездил в Москву, где встречался с митрополитом Сергием, но отказался от возможности занять какую-либо архиерейскую кафедру, потому что надеялся основать НИИ гнойной хирургии. Войно-Ясенецкий получил отказ наркома здравоохранения Федорова, но тем не менее, сумел добиться публикации «Очерков гнойной хирургии», которая должна была состояться в первом полугодии 1934 г. Далее он по совету одного из архиереев поехал в Феодосию, затем принял решение поехать в Архангельск, где 2 месяца вёл приём в амбулатории.

Весной 1934 г. епископ Лука вернулся в Ташкент, а затем переехал в Андижан, где оперировал, читал лекции, руководил отделением Института неотложной помощи. В Ташкенте владыка продолжил проводить исследования «катаплазмы» с жительницей Архангельска Вальневой, переехавшей по его предложению в Ташкент, опробовал её метод на пациентах с гнойными заболеваниями, что дало хорошие результаты. Однако коллеги его не поддержали, обвиняли в «знахарстве», а в местных газетах началась травля.

Осенью 1934 г. Войно-Ясенецкий издал монографию «Очерки гнойной хирургии», которая приобрела мировую известность. Большой тираж разошелся быстро, но отзывов на книгу было немного: коллеги боялись высказывать любое мнение о труде репрессированного епископа.

Несколько лет профессор Войно-Ясенецкий возглавлял главную операционную в Институте неотложной помощи Ташкента. Он мечтал об основании института гнойной хирургии, чтобы передать громадный врачебный опыт. После введения в СССР персональных научных званий, в декабре 1936 г. наркомат здравоохранения Узбекской ССР утвердил Войно-Ясенецкому степень доктора медицинских наук с учетом 27 лет хирургической работы. Профессора стали приглашать на консультации, разрешили читать лекции для врачей. Он продолжил снова опыты с мазями Вальневой. Более того, ему разрешили выступить на страницах газеты с опровержением клеветнической статьи «Медицина и знахарство».

24 июля 1937 г. владыка был арестован в третий раз. В вину епископу вменялось создание «контрреволюционной церковно-монашеской организации», проповедовавшей следующие идеи: недовольство советской властью и проводимой ею политикой, контрреволюционные взгляды на внутреннее и внешнее положение СССР, клеветнические взгляды на РКП(б) и Иосифа Сталина, пораженческие взгляды в отношении СССР в предстоящей войне с Германией, указывание на скорое падение СССР. Следствие получило признания в контрреволюционной деятельности проходивших по тому же делу епископов и священников о существовании контрреволюционной организации и планов по созданию сети контрреволюционных групп при церковных общинах, а также о вредительской деятельности Войно-Ясенецкого — убийствах пациентов на операционном столе и шпионаже в пользу иностранных государств. Несмотря на длительные допросы методом «конвейера», епископ Лука отказывался признаваться в членстве в контрреволюционной организации и называть имена «заговорщиков». Вместо этого он объявил голодовку, продлившуюся 18 суток.

О своих политических взглядах сообщал следующее:

— Что касается политической приверженности, я являюсь до сих пор сторонником партии кадетов. Я был и остаюсь приверженцем буржуазной формы государственного управления, которая существует во Франции, США, в Англии… Я являюсь идейным и непримиримым врагом Советской власти. Это враждебное отношение у меня создалось после Октябрьской революции и осталось до сего времени… так как не одобрял её кровавых методов насилия над буржуазией, а позднее, в период коллективизации мне было особенно мучительно видеть раскулачивание кулаков… Большевики — враги нашей Православной церкви, разрушающие церкви и преследующие религию, враги мои, как одного из активных деятелей церкви, епископа.

Один из допросов длился с 23 ноября до 5 декабря 1937 г., вызвав изнеможение и галлюцинации, и святитель подписал протокол с признанием в участии в «контрреволюционной нелегальной организации».

В начале 1938 г. епископ Лука был переведён в центральную областную тюрьму Ташкента. Уголовное дело в отношение группы священников было возвращено из Москвы на доследование, и материалы архиерея были выделены в отдельное уголовное производство. Летом 1938 г. были вызваны бывшие коллеги профессора Войно-Ясенецкого, которые сообщили о его контрреволюционной деятельности. 29 марта 1939 г. епископ, ознакомившись со своим делом и не найдя там большинства своих показаний, написал дополнение, приложенное к делу, где о его политических взглядах сообщалось:

— Я всегда был прогрессистом, очень далеким не только от черносотенства и монархизма, но и от консерватизма; к фашизму отношусь особенно отрицательно. Чистые идеи коммунизма и социализма, близкие к Евангельскому учению, мне были всегда родственными и дорогими; но методов революционного действия я, как христианин, никогда не разделял, а революция ужаснула меня жестокостью этих методов. Однако я давно примирился с нею, и мне весьма дороги её колоссальные достижения; особенно это относится к огромному подъёму науки и здравоохранения, к мирной внешней политике Советской власти и к мощи Красной Армии, охранительницы мира. Из всех систем государственного устройства Советский строй я считаю, без всякого сомнения, совершеннейшим и справедливым. Формы государственного строя США, Франции, Англии, Швейцарии я считаю наиболее удовлетворительными из буржуазных систем. Признать себя контрреволюционером я могу лишь в той мере, в какой это вытекает из факта заповеди Евангелия, активным же контрреволюционером я никогда не был.

В связи с расстрелом основных свидетелей, дело рассматривалось на Особом совещании при НКВД СССР. Приговор пришёл только в феврале 1940 г.: пять лет ссылки в Красноярский край.

С марта 1940 г. епископ Лука работал хирургом в районной больнице в Большой Мурте, в 120 км к северу от Красноярска. Осенью 1940 г. ему разрешили выехать в Томск, в городской библиотеке он изучал новейшую литературу по гнойной хирургии, в том числе на немецком, французском и английском языках. На основании этого было закончено второе издание «Очерков гнойной хирургии».

В начале Великой Отечественной войны отправил телеграмму председателю Президиума Верховного совета СССР Михаилу Калинину:

— Я, епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий… являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука.

Телеграмму в Москву не передали, а в соответствии с существующими распоряжениями направили в крайком. 30 сентября 1941 г. профессор Войно-Ясенецкий стал консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакуационного госпиталя №1515. Он работал по 8–9 часов, делая 3–4 операции в день, что в его возрасте приводило к неврастении. Тем не менее, каждое утро он молился в пригородном лесу — в Красноярске в это время не осталось ни одной церкви.

27 декабря 1942 г. епископу Луке, «не отрывая его от работы в военных госпиталях», было поручено управление Красноярской епархией с титулом архиепископа Красноярского. На этом посту он сумел добиться восстановления одной маленькой церкви в пригородной деревне Николаевка, расположенной в 5 км от Красноярска. В связи с этим и практически с отсутствием священников за год архипастырь служил всенощную только в большие праздники и вечерние службы Страстной седмицы, а перед обычными воскресными службами вычитывал всенощную дома или в госпитале. Со всей епархии ему слали ходатайства о восстановлении церквей. Архиерей отправлял их в Москву, но ответа не получал.

В письмах сыну Михаилу владыка сообщал о своих религиозных взглядах:

— В служении Богу вся моя радость, вся моя жизнь, ибо глубока моя вера… Однако и врачебной, и научной работы я не намерен оставлять. Если бы ты знал, как туп и ограничен атеизм, как живо и реально общение с Богом любящих Его.

Летом 1943 г. архиерею объявили, что срок его ссылки закончился, и он получил возможность свободно ездить туда, куда считал нужным, тогда же он получил разрешение выехать в Москву, участвовал в Поместном Соборе, который избрал патриархом митрополита Сергия (Страгородского); также стал постоянным членом Священного Синода. Однако вскоре он отказался участвовать в деятельности Синода, так как длительность пути отрывала его от медицинской работы; в дальнейшем стал просить о переводе в Европейскую часть СССР, мотивируя это ухудшающимся здоровьем в условиях сибирского климата. Местная администрация не хотела его отпускать, пыталась улучшить его условия — поселила в лучшую квартиру, доставляла новейшую медицинскую литературу, в том числе на иностранных языках.

В феврале 1944 г. архиепископ Лука возглавил Тамбовскую кафедру. Кафедральным храмом стала открытая за полгода до его приезда в Тамбов городская Покровская церковь, вся епархия насчитывала три действующих храма; она практически не была обеспечена предметами богослужения: иконы и иные церковные принадлежности были принесены прихожанами. Архиепископ Лука стал активно проповедовать, проповеди записывались и распространялись. На архиерея оказывал постоянное давление местный уполномоченный, который узнавал о событиях из его жизни через секретаря епархии протоиерея Иоанна Леоферова. Открытия бывшего кафедрального Спасо-Преображенского собора добиться не удалось; тем не менее, к 1 января 1946 г. было открыто 24 прихода. Владыка составил чин покаяния для священников-обновленцев, а также разработал план возрождения религиозной жизни в Тамбове, где, в частности, предлагалось проводить религиозное просвещение интеллигенции, открытие воскресных школ для взрослых. Этот план был отвергнут Синодом.

В феврале 1945 г. «во внимание к архипастырским трудам и патриотической деятельности» награжден патриархом Алексием правом ношения бриллиантового креста на клобуке.

В декабре 1945 г. за помощь Родине архиепископ Лука был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». В своём ответном слове при награждении он выразил недовольство своими многолетними ссылками, а позже заявил: «Такие награды дают уборщицам. Ведущему хирургу госпиталя и архиерею полагается орден».

В начале 1946 г. постановлением СНК СССР с формулировкой «За научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений, изложенных в научных трудах «Очерки гнойной хирургии», законченном в 1943 г., и «Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов», опубликованном в 1944 г.», профессору Войно-Ясенецкому была присуждена Сталинская премия I степени в размере 200 тысяч рублей, из которых 130 тысяч он передал на помощь детским домам. Архиепископ Лука стал единственным священнослужителем, удостоенным этой премии.

5 апреля 1946 г. был переведен в Симферополь. Отношения с местным начальством не сложились: после приезда архиепископ не явился лично к уполномоченному по делам Русской Православной Церкви Жданову, что вызвало разногласие между ними. По свидетельству Жданова, архиепископ Лука за любое нарушение канонических правил мог лишить священника сана, уволить за штат, перевести с одного прихода на другой; священников же, бывших в заключении и в ссылках, приближал к себе, назначал на лучшие приходы, и всё это делалось без согласования с уполномоченным.

В начале 1947 г. стал консультантом Симферопольского военного госпиталя, где проводил показательные оперативные вмешательства. Также он стал читать лекции для практических врачей Крымской области в архиерейском облачении, из-за чего они были ликвидированы местной администрацией. В 1949 г. начал работу над вторым изданием «Регионарной анестезии», которое не было закончено, а также над третьим изданием «Очерков гнойной хирургии», которое было дополнено профессором В.И. Колесовым и издано в 1955 г.

В 1955 г. владыка полностью ослеп, что вынудило его оставить хирургию. С 1957 г. диктует мемуары. В постсоветское время вышла автобиографическая книга «Я полюбил страдание».

11 января 1957 г. избран почётным членом Московской духовной академии.

Умер 11 июня 1961 г., в воскресенье, день Всех святых, в земле Российской просиявших.

Постановлением Генеральной Прокуратуры Российской Федерации от 12 апреля 2000 г. в соответствии с законом Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» гражданин Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий был полностью реабилитирован.

22 ноября 1995 г. определением Синода Украинской Православной Церкви архиепископ Симферопольский и Крымский Лука был причислен к лику местночтимых святых. В 2000 г. Архиерейским Собором Русской Православной Церкви прославлен как исповедник в Соборе новомучеников и исповедников Российских.